Такое он видел уже не первый раз. Нормальный вроде бы, свой, неглупый, в меру циничный мужик вдруг закусывал удила и лез, как смертник на амбразуру, как медведь на рогатину, как взбесившаяся псина - на двустволку с картечью. И не убедишь, и не сыщешь слов, и не остановишь. В этот момент особенно отчетливо понимаешь, что вот этот - по-настоящему из деревни, не сам, так папаня его землю пахал. Наступает момент, совершенно непредсказуемо, по ничтожному вроде бы поводу, когда все, что после этого, слетает, как шелуха, и наружу лезет корявое крестьянское нутро. Совершенно неистребимая тяга к некой справедливости и равенству, которого никогда не было, нет, и не будет. Как там, биш, умное слово? А: "эгалитаризм"... Гос-споди... Да что произошло-то? И тут до него дошло. В Саниной речи он услыхал, что с людьми собираются обходиться так, как он сам, в глубине души, считал справедливым: сделал - получи, сколько договаривались, подвел - не обессудь. Вот только с иностранцами. Весь ужас состоял в том, что ОНИ, среди которых нечаянно затесался Саня, оказывается, знают, как по справедливости, но только к своим, которые из колхоза, это не относится. Но, среди куда более виноватых начальников именно Саня назвал вещи своими именами и вслух, вот на нем и сконцентрировалась ненависть собеседника. Иррационально, но от этого не легче.