— Признавайся: писал в Центральное экскурсионное бюро?
— А как ими пользоваться? — спросил Волька.
Но пока вняли его словам и вернулись на правый борт, неизвестное судно уже пропало из виду. Мы говорим «неизвестное» потому, что моряк готов был поклясться, что этот прекрасный парусник не был приписан ни к одному из советских портов Чёрного моря. И действительно, судно, замеченное с борта теплохода, не было приписано ни к одному из советских портов Чёрного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что появилось на свет и было спущено на воду всего несколько часов назад.
— Нет, виновата, виновата, виновата! — бубнил Хоттабыч, пытаясь выпростать свои руки.
Каждое из этих «гав-гав-гав» было зачеркнуто, но каждый раз над зачеркнутым лаем у страдальца Гоги снова получалось все то же злосчастное «гав-гав-гав».
Женя тотчас же начал хлопотать у костра, а Волька, засучив штаны, пробрался по воде к лодке, заваленной уснувшей рыбой.