— А на самом деле что получается? На самом деле вдруг получилось, что я отвечаю и за твою жизнь, и за жизнь всех остальных пассажиров, потому что раз я тебя выпустил из бутылки, а ты чуть не погубил ледокол со всеми пассажирами и командой, то мне за это голову оторвать мало.
— Тогда я осмелюсь предложить вашему просвещённому вниманию ковёр-самолёт. Превосходнейшее средство передвижения, о разборчивые друзья мои!
— Это ещё большой вопрос, кто из нас презренный, — спокойно возразил Волька. — А что касается вашего Сулеймана, то дни его ни в коем случае продлиться не могут. Это совершенно исключено: он, извините, помер.
— Мне не по силам возиться с тяжестями?! — свирепо отозвался Хоттабыч. — Да знаешь ли ты, что никто из присутствующих здесь не может сравниться со мной в поднимании тяжестей, о высокочтимый Степан Тимофеевич!
— Да позволено будет мне, о достойнейший пешеход, осведомиться, который теперь час, — остановил Хоттабыч первого попавшегося прохожего и впился глазами в его наручные часы.
В это же мгновение словно сквозь землю провалились мешки с долларами, ящики с сервизами, часами, ожерельями — словом всё то, что принесло Вандендаллесу серебряное кольцо. А сам он вдруг быстро-быстро прокатился по траве, а затем по дорожке в том направлении, откуда он так недавно появился, полный надежд. Немного погодя он пропал в отдалении, оставив за собой лёгонькое облачко пыли…