Адмирал до ужаса боялся предстоящего сражения с английским флотом, хотя прекрасно знал, что союзная эскадра имеет полуторный перевес не только по числу кораблей и пушек, но и по качеству самих линкоров.
— Государь-батюшка, прости меня, грешного, но что это за тварь такая чудная — пингвин?
Белые паруса на горизонте не приближались, а вроде, как показалось Алексею Петровичу, даже удалялись. Подполковник бросил искоса взгляд на команду. Матросы хоть и поглядывали на неизвестный корабль, но тревоги не проявляли, хотя короткоствольные пушки готовили к бою, да из железной трубы корвета густо повалил дым. Паровая машина сильно лязгала, и теперь палуба чуть дрожала под ногами.
Толпа ахнула, многие побледнели и даже сочувственно смотрели. Его слова, а Петр это видел, на них подействовали. Население островов послушное в большей массе, и потому такое объяснение войны они восприняли как должное. Петр это видел по глазам, в них так и читалось: если дело только за этим, ваше величество, так мы таких злодеев, посягнувших даже на детей, защищать не будем!
— Дела-а-а! — только и смог протянуть Ермолов, понимая, что уже не уснет. Да и какой тут сон, когда в голове засела лишь одна мысль: кто из врагов поднял руку на французского генерала, чем помешал Второй консул республики неизвестным пока убийцам?!
— Русский флагман снова поднял сигнал, мон альмиранте, — вам предлагают явиться на «Киев»!