— Дети мои! — с чуть уловимым немецким акцентом, от которого Като так и не избавилась, нараспев произнесла пожилая женщина, и, как показалось Николаю, взгляд ее немного потеплел.
Гравина остановился и черными, до предела серьезными глазами посмотрел на Федора Федоровича — русский адмирал подобрался, поняв, что испанец сейчас заговорит об очень важном…
Корабельный гардемарин Михаил Лазарев, совсем еще юный, шестнадцати лет от роду, безусый юноша, пристально рассматривал чуть видимую на горизонте угловатую кромку земли.
Император Петр Федорович лихо спрыгнул с подножки кареты, будто ему не три четверти века исполнилось, а втрое меньше лет. Но и фельдмаршал не уступал монарху в подвижности — задорно потряхивая хохолком на голове, подвижный как ртуть, он буквально поедал глазами предместье английской столицы, розоватое в восходящих лучах солнца.
— Будет, — добродушно произнес Петр. — Все тебе будет! Так что дуэли больше не устраивай и саблей тут не маши, а то сам нарвешься. У французов умельцы изрядные есть, хоть Гош и приструнил их. Езжай к князю, скажи, чтоб на военный совет немедленно пожаловал.
— У нас не просто великая страна, Машенька… — тихо произнес Николай. — Знаешь, что я больше всего осознал за эти месяцы?!