Вице-адмирал Сенявин внимательно прислушивался, ловя звуки в сгустившемся тумане. Видимость на море была отвратительной, мили на две, и то с плавающими молочными прожилками перед глазами, а то и большими сгустками, через которые ничего не увидишь.
За эти дни испанский адмирал успел понять главное — его французский коллега являлся совершенно никудышным флотоводцем. Он был бы хорош в качестве морского министра на кабинетной работе среди груды бумаги, великолепным начальником порта, у которого все было бы в исправности, от арсеналов до парусных мастерских, но никак не командующим объединенной союзной эскадрой.
— Патрик, немедленно поднять белый флаг! Мы принимаем условия московского царя!
— О будущем, Маша, о нашем будущем. За железными дорогами оно да за пароходами… Батюшка умно придумал. Грузы по рекам идут, а на волоках шпалы с рельсами протянуты. Вот только разгрузка и перегрузка путь сильно замедляют, да людей на складах держать много приходится. Хорошо бы железные дороги через все крупные города провести! Даже дотянуть до самого Тихого океана! Вот тогда бы всю нашу страну можно было в единую сеть завязать, крепко-накрепко!
Тот же французский «Редутабль» по стоимости был намного дороже любого двухдечного «англичанина», корпусом крепче и быстроходнее, благодаря чему корабли выдержали жестокий шторм, когда его эскадра совершала переход от Марселя до Кадиса. Вот только этого нельзя было сказать о командах — адмирал воочию убедился, что французские моряки подготовлены не просто плохо, а совершенно отвратительно.
— Они гнали меня, как «красного зверя», Денис Васильевич, всю ночь. Почти безоружного, смертельно уставшего старика преследовали четверо молодых убийц, увешанных пистолетами и кинжалами. На болоте я вступил с ними в последнюю схватку. В меня стреляли в упор, но я, как видите, остался жив. Там мне удалось убить всех Зубовых и Саблукова — зарезал шпагой моего деда Карла!