Последние фразы в устах старого фельдмаршала прозвучали с такой нескрываемой угрозой, явственно просквозившей в чуть суховатом голосе, что Александр Петрович удивленно выгнул брови и задумался…
В редкие минуты приемлемой видимости Коллингвуд видел, как тонут их корабли, как с ужасающим грохотом взорвался французский линкор кордебаталии. И более того, уже несколько кораблей союзников стали трофеями, будучи взятыми на абордаж, а еще два, не выдержав убийственных залпов в упор, спустили флаги.
Утро перестало радовать, черная злоба начала одолевать душу — он уже понял, что все слухи о предстоящем в июле десанте на Остров являлись подлым обманом — русские начали высадку намного раньше. И коварство царя оказалось безграничным — как он мог так подло напасть, ведь настоящие джентльмены ночью не воюют!
Страшной силы гром тряхнул весь Петербург, тревожно забренчали оконные стекла. Одновременный залп сотен орудий как бы подвел черту под праздником.
Петр расстегнул куртку, готовясь к драке, снял перчатки и засунул в карман. Но тут его пальцы неожиданно уткнулись в холодный, показавшийся ледяным, металлический эфес шпаги.
— Вот те на! Сходил попариться в турецкой баньке! Если сон затянется, как в прошлый раз, то меня здесь изжарят! Будет люля-кебаб из русского императора!