И еще одна ремарка в сторону. Русские добродетели, превозносимые классиками, направлены, как правило, «вверх» и «вовне». Достоевский рассказывал о севастопольских солдатах, которые спасали в первую голову раненых французов, а потом уж своих: «русского-то всякий подымет, а француз-то чужой, его наперед пожалеть надо» и патетически вопрошал: «Разве тут не Христос, и разве не Христов дух в этих простодушных и великодушных, шутливо сказанных словах?» Впору биться головой об стену — нет, чувак, тут ни разу не Христос, Христос указал бы прежде на тех. Кто сильней страдает, без различия «свой-чужой». Тут именно нарциссическая показуха перед чужими, когда «на миру» и с одобрения начальства работает правило «сам погибай, а товарища выручай», а «где все свои», как в «После бала» — «умри ты сегодня, а я завтра». И господин Лосский, чтоб ему земля была пухом, обожает ссылаться на Наполеона, англичан и разных прочих шведов как на свидетелей превосходства русского духа. «Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи, выразился: „это армия джентльменов“. Пушкарев в своей статье о большом диапазоне добра и зла в русском народе приводит ценные цитаты о поведении русских на войне из книг англичан, профессора Пэрса, Мэкензи Уоллеса и Альфреда Нокса. Пэрс пишет о „простой доброте русского крестьянина“; „эти качества подлинного русского народа займут свое место среди лучших факторов будущей Европейской цивилизации“. То же пишет и Уоллес: „нет класса людей на свете более добродушного и миролюбивого, чем русское крестьянство“. Нокс говорит: „Русское крестьянство существенно миролюбивое и наименее империалистическое в мире“.