При этом американская вика говорит нам, что нарциссическому расстройству личности подвержены около 1 % населения, а русская сообщает, что: «По данным Национального института здравоохранения США, опубликованным в 2008 году в Journal of Clinical Psychiatry, значительно выросло число американцев, демонстрирующих поведение, удовлетворяющее критериям клинического нарциссизма. Среди 20–29 летних их оказалось 10 %, а среди тех, кому 60–69 лет, лишь 3 %».
Итак, по итогам дискуссии с Якобинцем и тем еще парнем у меня случился вот этот самый вполне полезный инсайт насчет того, почему я никогда не обращалась к своему «внутреннему русскому». Потому что в этой субличности нет ничего позитивного. Не в том смысле, что «только негатив», а в том, что она вообще не наполнена никаким содержанием, пустотна. Быть русским — это значит быть каким? Делать что? — нет ответа. Причем эта пустотность ощущается не как «отсутствие ощущений», а вот именно как дыра в вакуум, куда начинает затягивать людей и вещи в фантастическом кино, когда образуется пробоина в обшивке корабля. У нее один, единственный, но очень настойчивый зов: слиться с другими русскими и стать частью чего-то «большого и чистого».
— Нет, это англичанин — посмотрите, какая выдержка!
Дарагие россияне любят описывать свои отношения с бывшими колониями в терминах семейных отношений, особенно братства. И, конечно, русский народ — старший брат (скипнем тот неловкий момент, что грузины и армяне крестились за полтысячелетия до русских, а Киев был процветающим средневековым городом, когда на месте Москвы находилось болото). Сейчас Москва на коне поэтому русские — «старшие». И именно они ведут «младших братьев» …а куда, собснно? А неважно, куда бы старший брат ни вел — все хорошо. Он же старший.
http://ecsocman.hse.ru/data/2013/03/11/1251433807/Zubanova.pdf