– О, она просто оказывает любезность престарелой родственнице, – пропела Арлена. – В последнее время мне нездоровится. Боюсь, в какой-то момент мне может потребоваться ослабить корсаж, а ни вас, ни моих кучеров о такой любезности я попросить не смогу, знаете ли…
К перевязи слуги Унхора крепилось сердце с вписанным в него треугольником основанием вниз, знак воздержанности. Служитель Йалди единственный нес на лбу целое сердце, без дополнений, так как любви приличествует только такое сердце.
Наталья Львовна, соседка Дебриных, за последнюю неделю стала притчей во языцех для всего дома.
На ней была надета одна широченная рубашка, вырез которой, вполне возможно, смотрелся очень скромненько на внушительном бюсте Аюзанны. Но лично Таня из этого выреза едва не вылетала. К тому же за проведенные в беспамятстве дни она потеряла с десяток килограммов, не меньше.
Двор был пуст. Громадные плиты, когда-то выстилавшие его, крестьяне разбили на части. Теперь края камней истончились от времени, да и более чем месячное пребывание в кипящем клубке, из которого рождался и возникал замок, отбило углы. Между обломками, выстилавшими двор, пролегли широкие щели, кое-где достигавшие ширины мужской ладони. Но в воздухе разбитые куски плит держались ровно, хоть и пружинили. Через просветы под ногами далеко внизу виднелось черное пепелище, залитое светом Элсила и исчерченное тенями.
– В подземной комнате храма, – тяжелый голос отца упал в эту тишину, – кроме тебя, находились еще маги Тарланьского дома и главные служители храма. Я бы сказал, что Трира приглядывается, кто в нашем мире может по своей воле прийти к Мстящей. Она пробует на излом людей и нас.