Белье выглядело вполне сухим и полоскалось по воздуху от легчайших дуновений ветерка. Таня вспомнила слова Рута. С того момента как пришли вести о случившемся, прошло три дня, сказал хмурый герцогский сын. Значит, белье было повешено самое малое трое суток назад. А теперь будет висеть на веревке, пока не истлеет.
Простыня налеплялась на окошко легко, попутно пачкая ладони склизкой яичной жижей. Таня разгладила ткань, убирая пузыри и складки. Затем вскинула руки, придавила края склизкого полотнища к стене над оконной рамой – и застыла в этой позе, не обращая внимания на затекающие в рукава липкие струйки.
Наверное, поэтому на его уроках Таня сидела тише воды ниже травы и довольно успешно научилась различать зверей, птиц и древесно-травяное изобилие, с удивительным тщанием прорисованное на картинках в альбомах Онлита.
Рут кивнул. И припомнил две книжки из числа тех, что успел прочитать в дни своего одиночества. Как раз по истории семейства.
Княжич сунул руку в витки многослойного тканого пояса по местной моде, который на щеголеватом княжиче смотрелся на удивление аристократично. Вытащил что-то и протянул Руту.
Дверь скрипнула, в щели показалось грубое лицо, поросшее щетиной.