А сила-то у тетки недюжинная, с некоторым содроганием осознала Таня. Ей и ножички ни к чему – руками обойдется.
Седоволосый старикан чуть сдвинул брови. Склонил голову, рассматривая Таню.
– Брат, – резко оборвал его служитель Коэни Милосердного, – будь милосерден и пожалей этих несчастных, вместо того, чтобы обзывать их гнилушками.
Для того, что она задумала, достаточно было половины белого полотнища. Окно было меньше кровати. Таня макнула конец простынного жгута в горшок, развернула, давая ткани пропитаться яичной болтанкой.
Далеко в конце коридора мать вышла из своей музыкальной комнаты и направилась в опочивальню. Он слышал ее шаги, неспешные, мягкие, сопровождаемые тихим шорохом от тянущихся по полу юбок. И знал, что мать сейчас слышит невнятные голоса на лестнице, но на таком расстоянии не может разобрать слов. А выступ коридора скрывал отца и сына Боресков от герцогини.
– Поразительно, не так ли? – тихим шепотом сказал Кайрес. – Как только я ее увидел, сразу поверил всему.