Лишь после этого Ундаай вспомнил о хладнокровии и сосредоточенности. Несколько схваток прошли без результата. Потом последовал обоюдный обмен ударами, но судья присудил победу Ундааю, посчитав, что кончик его рапиры коснулся руки противника раньше, чем тот «пронзил» его живот. Естественно, с судьей Ренки спорить не стал.
— Ого! — удивился Ундаай. — Вы сегодня успели и к почтеннейшему Торбу пробиться? А я — то все утро провел в зале, готовясь к схватке. — Если бы знал, что меня разделают под орех в промежутке между научными беседами и обедом, вообще бы не выходил из свой комнаты.
Хрустальный зал, где обычно проводились «домашние» королевские приемы «средней торжественности», как обычно, радовал необычайным светом диковинных люстр. У этих люстр была собственная история, которой Тооредаан немного по-детски, но очень искренне гордился. Изготовленные в мастерских Старой Мооскаа, пусть и уже через сотни лет после развала Старой Империи, они были не просто отголоском былой славы столицы, но и неким символом наследственности, дававшим весьма, впрочем, смутные, но все же права на достояние предков.
Нет, он, Маб, никогда особо-то паинькой не был. А уж по части контрабанды ему вообще равных мало было. От тооредаанских берегов и до островов Фесткия таможенники скрипели зубами, заслышав его имя. Но вот к пиратам у Маба душа точно не лежала. А вернее, ненавидел он их лютой ненавистью.
— И все-таки признаюсь вам, благородный оу Готор, мне это не слишком-то нравится, — который уже раз со вздохом сказал капитан.
Позади раздались крики и какой-то шум. Диигиик обернулся. Длинный белобрысый мальчишка, корчивший из себя жутко благородного, что-то надменно выговаривал одному из носильщиков.