Ночью я проснулся. Она сидела в кровати и как будто прислушивалась.
— Конечно, нет. Я не смел даже существовать. Как же я мог получить разрешение на работу?
Я никогда не видел ее такой. Она была переполнена протестом, отвращением, ненавистью и дрожала от радости, что удалось спастись. И тут вдруг меня осенила, будто молния, мысль о мщении. Ведь Георг здесь бессилен! Он не мог, свистнув, вызвать гестапо. Он был один.
— Но ведь это все, на что ему остается надеяться. Только на это.
— Один из них — в том, что жизнь стала бы невыносимой, если бы она была вечной.
— Смешно! — сказала она. — Вы все говорите и говорите. Нам, впрочем, пора спать. Если хотите еще где-нибудь посидеть, поищите в городе другой кабачок — они снова открыты.