— Она держалась до последнего, — продолжал я. — Ради вас. Неужели вы этого не видите? Только ради вас. Когда она поняла, что вы спасены, она ушла.
Это почти так и было. Человека заставляли лгать и обманывать, чтобы защитить себя и сохранить жизнь.
Слышались звуки органа, гремел хор, и вдруг мне показалось, что я вижу те же одурманенные лица, что и там, снаружи, те же глаза, пораженные сном наяву, исполненные безусловной верой, желанием покоя и безответственности.
— Ты все-таки привел врача, — сказала она с таким выражением, словно я был ее злейшим врагом.
— Может быть, и есть, но не такая, как вы думаете, — ответил я. — Долго ли вы были в Париже?
— Да, — сказал я. — Я еще помню, что там были разрешения для стояния, которые давали человеку право находиться вблизи от консульства. Но ничего не помогало, толпа теснилась у входа; когда открывались окна, стоны и жалобы превращались в оглушительные крики и вопли. Паспорта выбрасывались в окно. О, этот лес протянутых рук!