— Здесь пахнет солдатскими сапогами и террором, — сказала она. — Пусть сюда войдет август. Откроем окна настежь и уйдем. Кажется, время обеда?
— Неужели вы не понимаете, что я хотел бы поговорить со своей сестрой наедине? — сказал он.
— Пока есть посетители. Теперь он всегда полон. Есть и немцы. Довольно много.
— Почему ты сам не скажешь? — спросил Мартенс. — Вот телефон.
— Не всегда, — сказала она со страдальческим, потерянным выражением и покачала головой. — Не всегда, — повторила она. — Что же я буду делать, если ты не придешь?
Я не пошел в церковь. У меня вдруг пропало всякое желание, стало противно прятаться. Я не потерял осторожности, но с тех пор, как я увидел Елену, мне не хотелось больше без нужды изображать затравленного зверя.