– Я не знаю, что делать с Лилей, – удрученно и в то же время горячо говорил Владислав Николаевич, машинально болтая ложечкой в чашке с чаем.
– Скажите, Тамила, а вот та пара, о которой идет речь, могла затаить злобу на Ламзина? – спросил Дзюба, который не забыл то, о чем ему говорила накануне Каменская.
Никак Роман не мог уловить и понять настроение своего товарища. Усаживаясь на переднее сиденье и пристегиваясь, он буквально кожей чувствовал напряжение и раздражение, исходящие от Антона. Чего он злится? Опять Дзюба сделал что-то не так? Или на личном фронте не ладится? Или по другим делам начальство задолбало?
– Да ну? – искренне удивилась Настя. – И как она решается?
– Тебя проигнорируешь, как же, – усмехнулась Настя. – Она у тебя стала жутко деловая, весь день по минутам расписан, не подступишься. Вот, выделила мне Елизавета Владиславовна сорок минут, отведенных на дорогу от Института государства и права на Знаменке до квартиры ее научного руководителя в районе Кутузовского проспекта. Так что придется мне сегодня поработать личным извозчиком твоей принцессы.
Начинается сложнейшая шахматная партия. Один судья ничего решить не может, здесь нужна комбинация, чтобы складывался пазл. Это очень трудная многоходовая работа. Основная задача судьи – уметь хорошо считать. Совсем недавно Ламзин прочел в книге, написанной известной спортивной журналисткой, очень точную фразу: «В фигурном катании по тем временам триумф порой отделял от трагедии один-единственный (зачастую проплаченный) судейский голос. Или – негласный приказ». По тем временам… Да, сегодня о торговле местами в фигурном катании не говорит только ленивый, а тогда, в конце семидесятых, это можно было обсуждать только шепотом, и уж конечно тщательнейшим образом скрывать от самих спортсменов, которые ничего этого знать не должны были.