Федор выглядел таким расстроенным, что на него жалко было смотреть.
Тамила Варламовна сидела за компьютером и довольно резво печатала какой-то текст. Дзюба вспомнил фотографии и непроизвольно посмотрел на покрытые морщинами и пигментными пятнами руки журналистки: ни одного кольца. И тут же увидел горстку украшений в стоящей рядом с компьютером не то неглубокой вазочке, не то глубокой пепельнице. Даже врывающийся в открытое настежь окно майский прохладный ветерок не помогал скрыть стойкий запах табака: хозяйка кабинета была заядлой курильщицей.
– Я понимаю, что ты собираешься сделать, – негромко и спокойно произнес Тимур Ахмедович. – Это правильно. Иди и найди того, кто видел, что Ламзин был не в той одежде, которую мы изъяли. Я понимаю, что цель у тебя другая, но думать ты можешь все, что угодно, а делать будешь то, что я скажу.
– Интересуешься старым американским кино? – спросила она, подойдя к его столу.
– Очень, – кивнул он. – Особенно для девочек-парниц. Партнерам нужно их в поддержку поднимать, выбросы делать. Тут каждый грамм веса на учете. У меня-то одиночники, но и девочке-одиночнице нужно следить за весом. Да и мальчишкам не нужно есть все подряд. Хотя с ними, конечно, попроще.
Впрочем, и сама Ольга Виторт, наверное, многого не понимает. Она уверена, что человек должен иметь «внешние» цели, достижение которых объективно оценивается успехом. И с этих позиций художник, автор картин, должен стремиться к тому, чтобы стать известным, выставляться, получить признание и продавать свои произведения. А тут… Ничего ему не надо, ничего не хочет, картины свои продает совсем недорого, просит только об одном: «Никто не должен знать. Это мое условие». Почему так?