— Не знаю, — насторожился я. — Это ты о чём?
В глазах Яна на миг мелькнуло удивление. И я, воспользовавшись этим мигом, крутнулся, выворачиваясь — и швырнул его через себя с поворотом.
Крепость Яна сильно отличалась от Капитула. Видимо, так задумывалось изначально. Ян — или кто там её строил — поступил просто: на северо–западной окраине Белограда, там, где начинались овраги и скальные отроги, выбрал большой высокий и очень крутой холм, я бы сказал, со склонами градусов под 50, не меньше. Скорее всего — с удачно–плоской от природы вершиной, срыть такое вручную — нужно месяц работы круглые сутки и тысячи три сменщиков — и крутыми склонами. Вершину окружил частокол из могучих заострённых дубовых брёвен — метра три высотой — над которым поднимались остроконечные крыши трёх башен, украшенные коваными большими флюгерами в виде бегущих волков. К одностворчатым подъёмным воротам вёл с луговины перед холмом пологий и длинный прочный деревянный помост на опорных столбах, довольно широкий, всадник вполне проедет. Над воротами внушительно развевался уже знакомый мне флаг с крестами и волчьей головой. Волчья голова, как видно, была личным символом Яна.
В голосе её мне почудилась откровенная гордость.
Мы стояли на речном берегу, на мелкой гальке самых разных оттенков — от алого и иссиня–чёрного до белого и золотистого. Широкая, но явно неглубокая речка бежала, подпрыгивая на перекатах белыми бурунами и оживлённо вскрикивая на разные голоса. А вокруг — вокруг безумствовала зелень.
— Так, — сказала тётя Лина, слегка растерянно созерцая образовавшиеся безо всякого дождя лужи на дорожке. Посреди самой крупной стояли мы с Юркой.