До тринадцати лет дожил, вешу пятьдесят семь килограммов, имею рост метр семьдесят пять, а такого среди своих сверстников не встретил. Увы. Среди взрослых нашлась парочка, тренеры, но как раз у них ко мне особых претензий нету.
Надо сказать, что знамя выглядело грозно, совсем не шуточно. Но и его я рассматривал недолго.
— Не, не угадал, — Юрка помотал головой. — Деньги с передержкой. Это Максик Саппа из Интернета скачал. Ну, вернее, сейчас мы правда вообще без денег обходимся, но года через два–три уже будут серьёзно нужны. Будет такая штука… уже эскизы есть… В общем, будут деньги. Только их станут перепечатывать каждый год. Когда год кончается — те, у кого они на руках, сдают их в общак княжества. И получают меньше, чем сдали. Типа как процент, только удерживается.
…Я всё‑таки расплакался, когда мылся в душе. Хорошо, что именно там — я бы, наверное, сгорел со стыда, случись это при тёте. А тут… меня вдруг тряхнуло, словно током ударило, и из глаз потекло. Ноги у меня натурально подломились, я сел на пол возле стенки, обхватил колени и ревел минут пять, пока не выплакался. Спокойно удивлялся сам себе и одновременно ревел, даже подвывал тихо — дотянулся и сделал воду посильней, чтобы слышалось снаружи. Это было что‑то нервное, истерика, нас научили определять такие штуки ещё в первом классе. Но разве легче от того, что ты знаешь, что с тобой, если не можешь это прекратить?
Ну, ветчина, так ветчина, бутерброды, так бутерброды, подумал я, открывая кран, из которого ударила в каменную шероховатую раковину плотная, синеватая, пахнущая землёй струя холодной воды…