Он посмотрел на меня и с улыбкой подмигнул. Я подмигнул тоже. Мы обошли камень с двух сторон и налегли на этот самый последний километр…
Помедлив, я поднёс кусок каравая к носу.
Вместо ответа я перебрал струны уже как следует, с чувством, выдав на испанский манер несколько аккордов.
— Блин, конечно, — я присел на корточки. — Тётю…
…Света в комнате не было, но я неплохо вижу в темноте, да и луна лупила в единственное окно — на полу чётко застыла вытянутая тень переплёта. И в этом лунном свете я увидел, что мой кузен лежит боком на кровати, стянувшись в комок так, что я не сразу понял, где у него руки, где ноги, где голова. Так сворачиваются южноамериканские броненосцы. Он трясся — солидная кровать ходила ходуном — и что‑то бормотал.
— Юрка сказал, что ты петь умеешь и на гитаре играть, — вдруг как будто очнулся Сашка. Я кивнул, удивившись, когда же мой кузен успел это сообщить. — Бардов уважаешь?