Жара стояла просто адская, и Маргарет, прижатая толпой к борту, хотела только одного: найти, где бы присесть. Стоявшая рядом с ней Эвис, заслонив ладонью глаза от солнца, приподнималась на цыпочки и докладывала о том, что происходит вокруг.
Она вошла в лазарет, где вдоль стен стояли высокие — от пола до потолка — застекленные стеллажи с баночками и аптечными склянками. За столом сидел мужчина в штатском, с прилизанными короткими рыжими волосами. У него было веснушчатое лицо и глаза в сеточке морщин, должно быть от привычки постоянно щуриться, но, судя по его поведению, скорее от смешливости характера.
На корабль опустилась тяжелая тишина. Вернувшиеся в каюты женщины почему-то не принялись облегченно болтать, хотя их вещи практически не пострадали, разве что покрылись слоем сажи. За прошедшую ночь они поняли всю шаткость своего положения, что их несказанно потрясло. И не одной и даже не двум, а очень и очень многим до боли захотелось вернуться домой. Чего бы это ни стоило.
— Мы приучены терпеть, — сухо произнес он.
Эвис тоже прислушалась, голова шла кругом, точно у пьяной. Все кругом вдруг показалось ей страшно далеким. У нее не осталось желаний. Хотелось просто лежать. Тяжелая голова буквально раскалывалась от боли. Эвис была не в состоянии ничего делать. Разве только смотреть на рифленый металлический пол.
— В следующий раз поедешь со мной, — сказала бабушка.