В одних трусах влетел я в Комнату. В голове моей торчала одна-единственная нелепая мысль: «Весь ведь квартал на ноги поднимут, уроды!»
Когда я вернулся, он уже сидел на кухне и хлебал из эмалированной миски югославский пакетный суп. Был он тощий, нелепый, угловатый, костлявый, с чешуйчатыми от грязи плоскостопыми ножищами. Тонкая прыщавая шея, гигантский шмыгающий нос, выпученные глаза со слезой, скудный лобик под всклокоченной пегой шевелюрой. Дрисливый гусенок. Лет ему было, наверное, не более шестнадцати, голос у него ломался, а унылую физиономию его покрывали «бутон д’амур».
– Сюжеты рождаются из темы, – важно сказал Виктор. – Я изучаю жизнь.
– Нет. И вместе не надо. Да ты не бойся, я так… Я привык…
– А дальше что? – разочарованно спросил Портос.
– Дай я тебя поцелую, – сказал полицмейстер.