— Я вас в своей секции тоже не помню, — сказала проводница. — Вы едете по билету, чипу или броне?
— А почему тебя это так беспокоит? — спросил Алексей. — Что ты еще надумала?
— Не буду я реветь, — пообещала Лида. — Тоже перенесу на потом. И обязательно нарисую его портрет. Хоть так отблагодарю. Куда мы хоть едем?
— Все сделаю. Сегодня же скажу Кузнецову. Не курили бы вы? Врачи ведь…
— Не знаю, как тебе объяснить, но сегодня днем я почему-то твердо уверилась в том, что наконец смогу стать матерью. Это точно была не моя мысль, я сама уже, наверное, этого и не хочу. Я ведь, в сущности, семнадцатилетняя старуха. Странно, что он тебе ничего не сообщил.
— Это позже, — сказал он, отодвигаясь. — Так вот о врачах. В мое время об этом разное писали, причем не исключали и заговора. Уж очень неприятной фигурой был Андрей Александрович. Возмущало не столько наказание тех, кто его лечил, сколько масштабы репрессий. Начали с врачей, причем посадили многих, потом перекинулись на евреев.