— Я вернусь, господа, вы уж простите, — такие обстоятельства. — И в прихожей, не сразу попадая в рукава: — Вы-то, князь, оставайтесь, сыграйте робберок с болваном… Так я не прощаюсь, Екатерина Алексеевна…
— С благополучно проведенным вечером в храме роскоши и чувственных удовольствий! — бодро крикнул он хриплым голосом, живо подхватил брошенный кем-то двугривенный и салютовал рваной фуражкой. Даша почувствовала, как по ней царапнули его черные свирепые глаза.
Разговаривать им дальше не пришлось. Их перегнали ломовые телеги, рысью прогромыхавшие вниз, к пристани.
Дыхание этих грандиозных событий пронизывает роман, делает его глубоко созвучным священной борьбе советского народа против немецкого фашизма.
— С кого первого спросят? С меня. И правильно. Комиссар в степи с полком потерялся, ах, хреновина!..
— Да вот, — сказал, — происхождение ваше смущает, как бы вы туман не стали разводить…