— Все продано, — уж я вам говорю — верьте: вы тут стоите, ничего не знаете, а вас всех продали, на пятьдесят лет вперед. И армия вся продана.
— Родной мой, Данюша, — говорила Екатерина Дмитриевна, целуя ее через вуальку, — ты-то как же? Хочешь, поедем со мной.
— А ну? — спросил он и сел у расшатанного столика, смахнув с него окурки.
— …Видите, как все это вышло… У отца в Самаре я больше жить не могла… Вы меня считаете паразиткой. Но — видите ли — о самой себе я гораздо худшего мнения, чем вы… Но я не могу чувствовать себя приниженной, последней из всех…
— А батько Махно приказал мне прийти вечером ногти ему чистить.
— Даша, — тихо проговорила она, — ты помнишь, Даша!.. Подумай, и никого больше нет…