— Здесь я никому не доверяю… Получены тревожные вести. Нужно ехать в Москву. Поедете?
— Ну, оттуда же, оттуда, будет тебе, — конспирация! — веди, — сердито ответил Левка.
— У меня нет сил сдержать моих офицеров, — еще более бледнея, заговорил Дроздовский неприятно высоким, срывающимся на истерику голосом. — Известно вашему высокопревосходительству, — полковник Жебрак зверски замучен большевиками… Тридцать пять офицеров… кого я привел из Румынии… замучены и обезображены… Большевики убивают и мучат всех… Да, всех… (Сорвался, задохнулся.) Не могу сдержать… Отказываюсь… Не угоден вам, ради бога — рапорт… За счастье почту — быть рядовым…
Струков хохотнул, хлебнул крюшона и, не вытирая мягких, оттененных татарскими усиками губ, продолжал называть Ивану Ильичу имена гостей, указывать пальцами на непроспанные, болезненные, полусумасшедшие лица.
— Ай, девка… Не горюй, не обидим… Бери узелок, шагай рядом со мной вне строя.
— Дашенька, если можешь, оставь меня одну, пожалуйста.