— Да ты что кричишь? Кто ж их знает, откуда немцы взялись… Степь велика…
— То есть?.. Ты имя, имя назови, — крикнул Бройницкий с сильным польским акцентом.
— Если она — от человека, кто посильней, тот и взял верх, тот и справедлив. И опять мы оказываемся, как обкошенный куст…
— Господа, новость… Невероятно! Всеобщая забастовка!
Даша остановилась у подъезда и носком высокого башмака стала передвигать взад и вперед по асфальту коробку от папирос, с картинкой — зеленая дама, изо рта дым. Иван Ильич, глядя на лакированный носок Дашиной ноги, чувствовал, как Даша словно тает, уходит туманом. Он бы хотел удержать ее, но какой силой? Есть такая сила, и он чувствовал, как она сжимает ему сердце, стискивает горло. Но для Даши все его чувство, как тень на стене, потому что и он сам не более как «добрый, славный Иван Ильич».
— Господин капитан, позволите занять место за вашим столиком?