– Мне казалось, ты всегда над его голосом подтрунивал, – спокойно заметил Натан.
И ради самой благородной цели, ради подписанной и пропечатанной небесной гербовой печатью справки, выданной на исполнение трижды заслуженной и четырежды благородной казни, – все равно не хотелось.
Нет, пусть с тараканами, с гадкими ароматическими свечами суеверной Луизки, пусть с дохляком и педиком Юрчей, но все же в укромном углу, за деревянной ширмой: пережить свою краткую смерть, а там уже думать, что делать дальше.
– Да и хрен с ним. Ты что, всю жизнь собирался птичкой чирикать?
Не говоря о главном: кадровики самого секретного батальона израильской армии, солдат и офицеров которого называют «мистаарвим» – «псевдоарабы», – батальона, выполняющего спецоперации в густонаселенных арабских кварталах, – к отбору курсантов приступали с прочтения тощих папочек, скрупулезно подготовленных Пастухом. Он, блестящий и опытный арабист, знал все деликатные особенности обманчивой игры генов в бурливой крови аборигенов Ближнего Востока. Евреи, приехавшие сюда из Марокко, Йемена или Туниса, из Алжира, Турции, Сирии или Египта, переодетые в галабию, с куфией на голове, ничем внешне не отличались от арабов на базарах Каира, на улицах Дамаска или в переулках и тупиках палестинских деревень и лагерей беженцев.
И Джерри, он же Руди, он же какой-нибудь Ицик или Арье, потрудился дождаться Леона после спектакля.