Отбежала на пару шагов и сразу вернулась.
– Не скажи! – подхватил тот. – Велльпахер не последний в вашем деле человек, а в каком-то интервью признался, что Шуберту-Шуману предпочитает позднюю романтику: песни Брамса, Вольфа или Рихарда Штрауса.
Дом стоит на канале, довольно вонючем; стаи прожорливых комаров, стойких и к химии, и к ароматическим свечам, составляют некую ядовитую компоненту липкого, тягуче-влажного воздуха. Что касается нижнего этажа, там с людьми братаются крысы, ящерки, пауки и полчища тараканов. Ко всему этому быстро привыкаешь: ничего не поделать, климат. Всем надо жить. Тараканы здесь даже по улицам бегают, разве что в автобусах билета не берут.
И пока шли по направлению к ничем не примечательной забегаловке с напыщенным именем «Ле кардинал Сен-Жермен», Натан с Шаули препирались о происхождении берберов. Натан утверждал, что они потомки «карфагенян и прочих филистимлян и финикийцев, населявших Северную Африку до новой эры», а Шаули комично таращил глаза и спрашивал, действительно ли Натан уверен, что финикийцы и филистимляне – это одно и то же? Похоже, недавно он брал очередной курс в Открытом университете – то ли по этнографии, то ли по истории Древнего мира.
– Курить – умираю… – мечтательно произносит Шаули.
Вылетела на палубу, деловито оглядела пятачок свободного места…