– А ты при встрече спроси Казаха по-русски, ладно? И спроси, чем он сейчас торгует, кроме ковров… «Занаве-е-есь ковром свой альков… свой бесстыжий грех и младую кр-р-ровь…» Слишком много оружия, слишком мало войн, – бормотал он. – Слишком много железа на нашей небольшой планетке…
Калитка в старинных дубовых воротах открывалась в бывший конюшенный двор, ныне крытый и превращенный в вестибюль, где в любое время суток янтарными шарами горели кованые светильники, отражаясь в красном кирпиче пола.
– Так что там с дохлым удавом? – спросил он, стоя у нее за спиной, обнимая ее и заодно приглядывая за постом управления. От нее пахло его собственным одеколоном, которым она щедро с утра попользовалась (вообще, девочка неплохо освоилась в парфюмерных закромах его скромного несессера). Надо ей купить в аэропорту какие-то приличные духи, отметил он.
– Никаких разговоров! – говорит Надав. – Молчать, не думать, исполнять на автопилоте. Буду бить. Избивать, как собак. После спасибо скажете.
– Господи, ну вы можете пять минут потерпеть, я уже выхожу!
– Ну, возможно, какое-то беглое знакомство… из тех, что забываются через минуту.