– Я глухая, шейх. Ни черта не слышу, о’кей? Когда на губы смотрю, понимаю речь.
– Послушай, ингелэ манс… а среди певцов встречаются мусульмане? – И уточнил: – Тебе приходилось с ними сталкиваться?
Натан, видимо, мерз. Достал свернутый шарф, вновь накрутил на шею, энергично потер ладони, согреваясь, хотя в кафе было достаточно тепло. И говорил он монотонным мерзлым голосом, так что моментами – особенно когда снаружи ускорилась и громче зазвучала жизнь – приходилось напрягать слух.
Погибли братья страшной смертью, как это водится в здешних краях. Их выкрали, вывезли в Газу и там убили.
И будто посланы они были друг другу аккурат на то время, когда один учил, а другой учился, ибо к концу пятого курса уже смертельно больной Кондрат Федорович успел – из больницы, по мобильнику Сонюры, неотступно сидевшей при «дядь-Кондраше», – вызвонить из Парижа своего давнего знакомца, оперного агента Филиппа Гишара, с которым лет десять назад свела судьба, когда тот впервые приехал в Москву на конкурс вокалистов, удить свою первую рыбку.
– Но они буддисты? – неожиданно перебил Леон, вдруг вспомнив Тассну.