Вместе с тревожными мыслями пришло стойкое желание позвонить родителям. Они сейчас отдыхали, путешествуя на огромном лайнере по Тихому океану. Мысленно встряхнулась и, поправив тяжелый узел волос на затылке, пошла на совещание.
Голубые глаза сейчас стали черными, а самое жуткое, что он ощерился в странном оскале,
Лиза сразу спросила можно ли называть Михалыча демаро, и он, расплывшись в счастливой улыбке, согласился. А я впервые за прошедшие месяцы решила, что действительно все будет хорошо.
– А с бандой как быть? – хрипло и мрачно спросила Инесса. – В последнее время от этих мразей никакого житья не было, уже дошло до того, что мы были вынуждены, как мыши, прятаться. Тут у всех горе – супруги, дети, родители погибли, а эти выродки охотятся на женщин и словно скотину... а мужиков батрачить заставляют.
Конечно, на кухню я пошла с Лисой на руках, с трепетом и удовольствием ощущая доверчиво обнимающие меня детские ручки. Пушистые после помывки смешные золотистые кудряшки приятно щекотали мой нос, а ясные зеленые глазки бередили душу.
Сейчас, открыв глаза, я глупо улыбалась, ощущая себя счастливой, как никогда. Обо мне позаботился мой мужчина: дал возможность подольше поспать, взяв мои обязанности на себя. Хотя накануне вечером, дождавшись его с прогулки, за кружкой горячего чая сказала, что доить и кормить в деревне считается женским занятием. Тогда он лишь усмехнулся и, зарывшись в мои волосы на затылке, всей пятерней перебирая пряди, сказал, что никто не помешает ему облегчить мою жизнь. А кормить – пожалуйста, он съест все, что приготовлю.