Именно тогда он осознал в полной мере, что это за безумие — война. Тщетное действо, которое по прошествии времени и вовсе теряет всякий смысл и должно питаться безрассудной яростью, что живёт значительно дольше породившего её инцидента; действо совершенно нелогичное, как будто один человек своей смертью или своими страданиями может доказать какие-то права или утвердить какие-то принципы.
Второй был моложе. Лет шестнадцать, от силы семнадцать. Скорее всего, один из братьев Люси, решил Инек, поджидая их у крыльца.
Инек потянулся к Мэри, но она отпустила его руку и медленно шагнула назад. В комнате повисло тяжёлое молчание ужасное, пронзительное молчание одиночества. Шарики в пирамидке продолжали вращаться, разбрасывая радужные огоньки, и по стенам всё так же бегали, словно юркие мыши, цветные всполохи.
Рой направился к хлеву, Хэнк заглянул в сарай, но очень скоро вернулся и прошёл к покосившемуся курятнику.
Но, как видно, у них пока такого желания не возникло. Чего же, гадал Инек, они хотят? Наверно, изучают его привычки. Но для этого, подумал он, криво усмехнувшись, им вполне хватило бы первых десяти дней наблюдений. А возможно, они ждут какого-то события, которое поможет им понять, чем он занимается. Хотя тут их наверняка постигнет разочарование: они могут наблюдать хоть тысячу лет подряд и всё равно ни о чём не догадаются.
— Потом, — сказал Инек. — Я всё объясню тебе потом. Сейчас не до объяснений — надо спешить.