Иван Кузьмич от такой наглости даже сморгнул, а потом, набрав побольше воздуха в грудь, хотел высказать мне своё мнение, полагаю, с использованием морского фольклора, насчёт меня и моих ближайших родственников, но этого сделать ему не дали. На столе у Поскрёбышева зазвонил телефон и секретарь Сталина пригласил нас всех в кабинет.
— Какое совпадение! Я тоже считаю что ты — не русская. Потому, что русские люди живут в России или, по крайней мере, могут туда в любой момент вернуться. Потому, что врагов своих Родина не принимает. А русские не могут быть врагами России. И заметь, за всё время нашего общения, я ни разу не обмолвился о партии, большевиках, коммунизме и прочих несущественных мелочах. Потому, что могу себе позволить подняться выше них, опираясь на главное. Хотелось бы, чтобы и ты поднялась выше своих детских обид.
— Товарищ Любимов, здравствуй! Что шумишь, давай я тебе соляры плесну! — из открытого окна шофёрской двери правительственного лимузина высунулась знакомая физиономия.
— А вы что скажете, товарищ капитан, — обратился Ворошилов к командиру взвода испытателей.
— Здорово. Да, понимаешь, из кадров иду, — ответил я очевидное, внутренне поразившись интуиции следователя.
— Чему радоваться? Теперь его звезда моей 700-сильной восьмёрке жизни не даст. Про новые истребители слыхал?