— Ну, о тебе вообще много говорят. В наших кругах, как ты понимаешь, — дипломатично отозвался Вадим и, кажется, даже немного смутился.
— Один при входе, пострадал, — отозвался Борода. — Двое в зале, загнали их в угол, сейчас нервничают, но не дергаются. Надо уходить. Слишком много людей вокруг. Могут пострадать. Да и свидетели…
— Мою шкуру? — рявкнул взбешенный Кобылин, делая шаг вперед. — Мне не нужно врать оборотням об убийствах! Если мне нужно убить оборотня, я его убиваю, и мне не нужно никакого вранья!
Кобылин криво ухмыльнулся. А потом вдруг увидел — она не врет. Здесь нет ее сородичей. Она одна. И чувствует себя очень обиженной из-за того, что на ее территорию ввалился урод со стволом и испортил вечер. Вон как глазами сверкает. Но жажды крови в ней нет. Только жгучая, острая обида и ненависть к таким, как он. Кобылин перестал ухмыляться и взглянул на рыжую, что немного отодвинулась и плотно сжала губы, спрятав белоснежные зубки.
Прокурор глянул ему вслед и медленно, очень медленно выдохнул. Потом поднял руку, потянул пальцем ворот белой рубашки.
— Куда ходить? — бросил Борода. — По подъездам? Опрашивать старушек, представляясь дружинниками?