Здоровяк обернулся, и Алексей увидел искореженное злой гримасой лицо Григория. Растрепанная борода стояла дыбом, а в руках охотник сжимал длинную трубу, к которой была примотана скотчем ручная горелка.
— Может, заскочим по дороге в какую-нибудь местную гостиницу? Помыться бы…
— Да, — мрачно отозвался Кобылин. — Чуть эту оборотницу… волчицу… Тьфу. Чуть девчонку эту не пристрелил. Такая ненависть меня взяла. А с чего? Ничего плохого она не сделала. С таким же успехом я мог тыкать пушкой в обычную студентку филфака, которая меня чем-нибудь разозлила бы. Хрупкая грань. Очень хрупкая. Злость, ненависть, ярость… Хлоп — и все пошло по накатанной дорожке. Проснулся инстинкт, дернулась рука, и я уже не охотник. Просто убийца.
Ответить охотник не успел, подоспевший Борода затолкал его на свободную лавку и устроился рядом, сдвинув друга в самый угол.
Алексей пожал плечами, медленно вытянул из кармана «глок» и сунул в руку оборотню.
Сжав кулаки, она решительно зашагала вперед, в коридор правого крыла. Расправив хрупкие плечи, она шла вперед четким шагом, так, словно собиралась немедленно вступить в бой. Кобылин скользил следом, неслышно, как тень, держась на шаг позади.