Алла тяжело вздохнула и, обхватив себя руками, зябко поежилась, словно от холода.
Он чувствовал, как от темной фигуры в балахоне исходят странные волны. В них был упрек, сожаление, жалость. Там шел какой-то разговор, но Кобылин ничего не слышал — говорили не с ним. Он чувствовал только слабость, все глубже погружаясь в серую пелену, что подступала к самому горлу.
— С чего это ты взял? — с подозрением осведомился Алексей. — И что это ты, отец, такой веселый нынче?
— Понятно, — задумчиво отозвался Кобылин. — А…
— Кто стоял, те полегли, — мрачно бросил Алекс. — Глупости это все.
— Туда, — махнул рукой Кобылин, — в сторону центра.