— Это посттравматический синдром, Бобби, — сказал Мартенс, — но стыдиться тут нечего. Это не слабость, не моральная ущербность. Это неизбежно, когда человек переживает что-то ужасное. Ваше сознание не в силах переработать случившееся на Ганимеде, и потому вы действуете иррационально.
Бобби расположилась на просторном ложе. Под ней кровать казалась маленькой, что само по себе впечатляло. Марсианка сидела, подогнув под себя одну ногу и раскинув пачку настоящих игральных карт на жестком покрывале — зеленом с золотом. Но солитер был забыт. Бобби уставилась на Авасаралу, и та почувствовала, как губы медленно расползаются в ухмылке.
— Понимаю, — сказал Амос. — Это паршиво, но приходится терпеть. Влезешь в заваруху безоружным — лучше бы не лез. К тому же девочку не видели уже… сколько?
Голос был негромкий, грубый и влажный, словно голосовые связки говорящего обмакнули в жидкую грязь. Мужчина стоял на пересечении ледяных тоннелей. Полицейский бронежилет натягивался, не желая сходиться у него на брюхе. Акцент и сложение выдавали марсианина.
— Я, — продолжал Фред, — должен тебе не больше, чем должен по условиям контракта. Ты что, мальчик, с ума сошел? Ворвался сюда, орешь на меня, требуешь ответов?
— Этого никому не положено показывать, — начала Авасарала, в упор глядя на Холдена, — но здесь и сейчас, думаю, пора выложить все карты на стол. Я готова начать первой. Вот атака на Ганимед. Вот кто ее начал. Наоми?