Теперь над бруствером торчали три ушанки и две каски, число нацеленных стволов тоже увеличилось.
— Подывытэсь на його, вже два мисяца мэнэ слухаит, а все ни як не зразумие. А ще червоний командир – она тоже засмеялась. — А потом герман прийшов, мы в погриба потикалы, воно як начало грохотати. А на другой день, як затихло, тут вже германы булы. Побили наших.
— От же клоп блудливый. Щоб ноги його больше в моий хати не було. Так йому и передай. Кобелина похотливый.
— И щоб ноги не було, — взвизгнула она, с грохотом захлопывая дверь у Виктора перед носом.
Виктор не ответил, молча сгреб ее в охапку и принялся жадно целовать. Она испуганно пискнула, уперлась ему в грудь, но потом обмякла, обхватив руками его шею, подставила лицо поцелуям. Губы у нее были мягкие, податливые. Целоваться она умела хорошо.
— Эх, Игорек, — добил его Васин, под дружеский смех летчиков, — когда женишься, сразу поймешь, что чужая жена всегда слаще. Это как с папиросками. Свои не очень, а вот у соседа обязательно духовитее будут.