— Пряжка хорошая — тяжелая, — разъяснил Малек. — Если в бою меч сломается, можно ремнем отбиваться.
— Инга… Как смешно, Инга… Я не могу тебя обнять, у меня все руки в занозах. Инга…
Мы остановились метрах в тридцати от берега. Этого было достаточно, чтобы успеть вновь поставить парус, если мальчишки бросятся вплавь, пытаясь взять нас на абордаж. И достаточно близко, чтобы можно было докричаться.
— Знаю. Но ничего не поделаешь. Ты с Игорьком и Янушем охраняешь южный мост…
Раньше мне очень хотелось увидеть рассвет. Нет, не восход солнца — это уже не рассвет, это начало утра. Мне хотелось уловить тот миг, когда отступает ночь, темное небо становится сиреневым, прозрачным, чуть розовым на востоке. Но поймать мгновение рассвета оказалось так же трудно, как поймать момент наступления сна.
Сквозь мокрые джинсы ноги обожгла холодная тяжесть меча. Еще никогда я не начинал ненавидеть так сильно и слепо, что меч делался металлическим сам по себе. Еще никогда, ни на Земле, ни на Островах, меня не захлестывало такой волной омерзения и ярости. Беспомощной ярости обманутого и униженного мальчишки. Правда, у мальчишки есть меч…