– Ты голос в моей голове… ты картинка в моем мозгу… уходи, не надо приходить, ты погибнешь… они ждут, что ты придешь. И тебя убьют. Я знаю, они тебя хотят убить, они сказали.
Потом он завыл, как зверь, дико, яростно, вкладывая в этот вопль все – обиду, горечь, всю любовь, которую у него отняли.
– Толкается! – просияла женщина. – Так-кой шустрый, это что-то! Скоро, скоро… Задержка. Повитухи говорят – бывает.
– Андрей, иди подержи детей, – предложила Антана. – Надо приучать их к твоим рукам! Держи, держи, ничего с ними не случится!
– Обложили. Тысяч семь, не меньше. Но это еще ерунда. Хуже вот что: они где-то взяли штуцеры, – видать, наших в порту положили – и теперь садят из них по охране. Стреляют плохо, неумело, но голову поднять невозможно – того и гляди снесут. Двух пулеметчиков уже убили. Ну и из луков тоже недурно бьют. Ворота держатся. Их надо сутки долбить, и крепко, чтобы петли хотя бы расшатались. Ночи будут ждать, а потом пойдут на штурм. Сейчас просто обложили и стерегут, чтобы никто не ушел. Ребята слышали, вроде как штурмовые лестницы сколачивают. А в городе беда – режут всех, под корень. Убивают, насилуют. С крыши слышно, как люди кричат.
– Вот это вы наворотили… – Драконица-мама тяжело вздохнула и распустила крылья, повисшие, как два огромных паруса в безветренную погоду. – В голове не укладывается. Неужели все так сложно? Старейшины… как они могли? Впрочем, я ничему уже не удивляюсь. Всякое видала. Нужно думать, как нам отбиваться. Так просто все это не закончится. Девочка моя, ты сильно ранена?