Кажется, понимаю. Я просто успел забыть его. Это воздух большого индустриального города.
Внутри дома едва ли теплее, чем снаружи, потому никто и не думает заходить.
Ответ – перед глазами. Глаза можно закрыть, можно притвориться, что ничего не видишь. Но реальность кусается, и кусается больно. Ее не проведешь.
Я давно уже сроднился с армией и даже помыслить себе не мог, что буду делать, когда придется уйти в отставку (если доживу, конечно). Служба занимала у меня двадцать четыре часа в сутки, я жил насыщенной жизнью, и как мне теперь удастся выкраивать время для семьи?
– Мне? – недоверчиво протянул я. – С какой это стати?
– Дело ваше, барин, – согласился Евстигней.