– Раньше я был блондином, – сказал он, – но теперь под краской в основном седина. Жизнь мне выпала нервная, Джонси. – И печально улыбнулся, будто какой-то грустной шутке, понятной лишь нам двоим.
– Четверг не подойдет. Пятница тоже. Малыш и его симпатичная мамуля будут здесь на следующей неделе?
Фары грузовика погасли. Я услышал, как открылась и захлопнулась дверца. И слышал ветер, завывавший в фермах «Колеса», словно разъяренные гарпии. А еще слышал ритмичное, почти синкопированное постукивание. Колесо дрожало на своей толстенной оси.
Эрин тревожила связь с карни и татуировки, которые, вероятно, таковыми не были. Меня это тоже тревожило, но было что-то еще. Только я никак не мог понять, что именно. А потому злился, поскольку чувствовал: оно же здесь, у меня перед глазами. Наконец я убрал в папку все фотографии, кроме двух. Ключевых. Эти поднял, переводя взгляд с одной на другую.
Я не видел, как мистер Истербрук сунул руку в карман, достал рацию и что-то коротко сказал. Услышал только, как мелодия «Улицы Сезам» резко оборвалась, и вновь зазвучала «Хоки-поки». Что ж, правая лапа вправо, правая лапа влево… Детки все поняли сразу, их глаза не отрывались от меня, они не хотели пропустить ни одного движения.
– Долгая история, – ответил я. – Расскажу на обратном пути.