– Нет, я вылечился. Я должен убить тебя, Джонси, но только потому, что ты сунул свой нос куда не следовало. Очень жаль, потому что ты мне нравился. Действительно нравился.
– Может, тебе действительно нужна передышка. По крайней мере ты будешь работать, а не колесить по Европе на попутках, как дочка Дьюи Мишо. Четырнадцать месяцев в молодежных хостелах! Четырнадцать, и конца этому не видно! Господи! Само собой, заполучит стригущий лишай или проглотит арбуз.
– Кто хочет стаканчик? – спросила Эрин. Она все еще бурлила от впечатлений. – Я угощаю!
Читалось ли на его лице изумление? Не могу сказать. К тому времени, когда я осознал, что творится неладное, мне было видно лишь его выцветшую, измазанную машинным маслом песболку на упавшей между колен голове. Они склонялись все ниже, и дело кончилось тем, что он совершил кувырок, приземлился на спину и застыл, раскинув ноги, лицом к облакам. Тогда-то я и разглядел гримасу боли.
Эстрада в детском городке Качай-Болтай располагала тремя задниками: Замком прекрасного принца, иллюстрацией к сказке «Джек и бобовый стебель» и «Каролинским колесом», подсвеченным красным неоном на фоне звездного ночного неба. За лето все они порядком выцвели на солнце. В понедельник утром я работал в небольшом помещении за сценой – подкрашивал их (очень надеясь не напортачить, потому что не тянул на Ван Гога), – когда прибыл один из немногих оставшихся газонтов с поручением от Фреда Дина. Тот хотел видеть меня в своем кабинете.
Но, глянув в его медицинскую карту, старшая сестра дала добро.