— Может, к преображенцам сунемся? — спросил Ванюшка.
— Бантик мог развязаться. Ещё приметы есть, Анна Петровна?
— Ты о гувернантке думал. О сушёной вобле, которая не соизволила выучить русский язык.
— Врёшь, колченогий! Никуда от меня ты не денешься! — воскликнул Иван, радуясь дотоле неизвестному чувству.
— Очень нужен, — ответил за сына Елисеев-старший.
Солдаты вихрями влетели в тёплые сени, застучали башмачищами по лестнице, поднимаясь в людское. Князь, как был — домашнем архалуке, тапочках и ночном колпаке, медленно опустился на колоду для рубки дров.