— Нет. В смысле, может, и нащупали, но не мы. — Земляков полез в карман и выудил конверт — незапечатанный и порядком смятый. — Вот, почта пришла. Я утром с пробежки возвращался, подошел к палатке за вафлями…
— Да тут минимум три центнера груза, — проворчал Нерода. — Одного железа сколько.
Обер-медик вгляделся в машины подошедшей колонны и, отшвырнув папку, бросился в дым. Исчезли санитары, заковыляли за разбитые машины ходячие раненые, кто-то из лежачих пополз прочь… Невнятно и многоголосо закричали…
— Этих еще раньше добьем, — заверил Нерода. — Дальний Восток с японцами — тот на потом останется. По причине своей удаленности…
Война — непостижимая и странная штука. Специальные задания — еще страннее. Женька никогда не думал, что будет рад видеть Лебедева. Теперь аж на душе полегчало — вот он, бодрая художественно одаренная скотина, — несется к самолету, почему-то полураздетый, но так даже выразительнее. Немцы оглядывались на бегущего с изумлением, да и сам Земляков-Кёлер не стал бы стрелять в это озабоченное чучело. Сразу видно, что спешащее существо прямой и непосредственной опасности не несет. Лебедев на удивление уверенно втерся в толпу — похоже, немцы не желали касаться сумасшедшего и расступались — агент, не особо внятно каркая: «гауптштурклек, гауптштурклек», проскочил к самолету. Тут Земляков-Кёлер сообразил, что занятая наблюдательная позиция, пусть и относительно безопасная — посланец контроля за собой не обнаружит, — но и самому наблюдателю остается лишь догадываться о деталях столь важной беседы. Женька присел, пытаясь разглядеть происходящее — заслоняли шасси «Готы».