— Ну и экономь лексику, — посоветовал старший лейтенант, доставая провизию. — А то не боец, а интересничающая бабенка, которой некому по губам нашлепать. Словечки слышала, а цену им абсолютно не знает.
— Ну. Удобны, но не прыстрелянны, — согласился пацан.
По околице, там же, где на рассвете прошла опергруппа, двигались немцы. Угадывалась довольно плотная пешая колонна. Десяток человек охранения, за ними пулеметчики с МГ на плечах, группа офицеров, потом носилки то ли с ранеными, то ли с ценным грузом, снова пехотинцы… Нет, не только пехотинцы — Нерода разглядел навьюченную лошадь, что вел под уздцы высокий фриц…
— Те самые. Из Абверкоманды один-бэ, она же «сто третья». Или нечуткий обер-лейтенант Бреке начисто выветрился из твоей памяти, а, лейтенант? Да, три года — это срок, многое можно забыть. С другой стороны, Бреке тебя вспоминает, весточки шлет.
В спину и со всех сторон смотрели. Начальство тоже смотрело. Ирка не смотрела. Очень хотелось подруге за спину Варшавина шагнуть, но стояла, замерев, разглядывала полустершуюся разметку на комендантском плацу.
Андрон хотел сказать пыльному искрящемуся столбу и солнцу, прячущемуся за грязным дымом, что ошибся. Сам ошибся. Практически напросился. Нельзя было сюда, в это Сенно проклятое, ехать. Ну никак не должен был здесь оказаться младший политрук Лебедев. Эта бойня, беспорядочная и самоубийственная, к культмассовой работе, к политической подготовке бойцов и командиров вообще не имеет никакого отношения.