– Попрошу документы! – Высокий, чернявый полицейский, не представляясь, как положено, протянул руку.
– Черт, хорошее дело. Бери у того ствол! Патроны есть?
– Сэр, я с радостью приму вас на борту «Куин Элизабет»…
Привычный грохот стодвадцатимиллиметровки – в самолете это слышится как глухое «б-бух», словно удар чем-то тяжелым по обшивке – и по центру экрана, там, где только что были ломаные прямоугольники грузовиков, светлые силуэты людей, взбухает светло-серое облако разрыва…
Будет ли Мадлен способна говорить по телефону – после того, что с ней сделают – так, чтобы Воронцов не заподозрил неладное? А если они уже договорились о каком-то условном слове, внешне невинном, но означающем сигнал тревоги? Кое-кто уже недооценил Воронцова – и лежал теперь в морге, изрешеченный пулями. А ведь если Воронцов заподозрит неладное – скорее всего он придет не один. В лучшем случае с полицейскими или контрразведчиками – тогда по совокупности не миновать виселицы. В худшем – приведет своих друзей из спецназа военно-морского флота и возьмет квартиру штурмом. Тогда виселица будет казаться избавлением…