– Мое имя должно быть в списке. Капитан-лейтенант Воронцов.
В подъезд мог одновременно пройти только один человек. Первым пошел Том, держа наготове пневматику на случай, если русский еще не отключился окончательно и ему надо добавить. Вторым, сжимая в опущенной руке бесшумный пистолет, в подъезд вошел Прайс. В подъезде было прохладно, тихо, темно – перед глазами на мгновение словно повисло слепящее облако. Так всегда бывает, когда с яркого света входишь в темное помещение. Капитан САС Питер Прайс моргнул, прогоняя облако, услышал, как предупреждающе крикнул что-то Томас, но сделать уже ничего не успел. Сразу несколько автоматных пуль пробили легкий бронежилет британского спецназовца и буквально перерезали его пополам…
– На день еще хватит, – лаконично ответил Юсеф.
– По признакам государственной измены и участию в вооруженном мятеже возбуждено четыре тысячи двести двадцать уголовных дел, в том числе сто восемьдесят восемь – по иностранным подданным. Достоверно установлено, что сто десять захваченных иностранных граждан являются бывшими или действующими офицерами спецслужб либо армии Великобритании.
Мандража почти не было. Изображая из себя слегка подвыпившего местного, насколько это позволял мой рост и сложение, я добрался до дома, оперся о стену, отступил в тень, расстегнул штаны и начал мочиться. Пока мочился, осмотрел окрестности – ставни по всей улице закрыты наглухо, но через ставни «Салона» тонкими лучиками пробивается яркий свет. Прикинув ситуацию, я несколькими прыжками преодолел ступеньки, залег на втором этаже, прикрывшись зарослями вьюнка, замер. Пистолет положил рядом с собой, замаскировав его садовым горшком с цветами. Оставалось только ждать…
Время идет, и рано или поздно мы залечим свои раны на теле. Но мы никогда не сможем залечить свои раны в душе. Мы никогда уже не будем прежними…